Обыденным стало не умолкая трындеть, делясь со спящим Данте последними сплетнями из «Сонаты», кондитерским находками, историями из коротких путешествий по маршруту работа — дом. Ближе к рассвету Киён варил себе какой-то странный экспериментальный кисель, забирался в кресло с очередным томиком детектива и читал вслух, пока его не вырубало на собирании внутренностей очередной жертвы на месте преступления. И во всей этой бесконечной пародии на взаимодействие умудрялся жутко скучать по Данте — его голосу, мимике, хитрым-невинным-вызывающим взглядам, да по всему, во что он успел влюбиться по щелчку.